Музейный урок на тему «Холокост» для восьмиклассников школы № 9 прошёл 24 января в Нерчинском краеведческом музее
11:44 24.01.2025 16+
Музейный урок на тему «Холокост» для восьмиклассников школы № 9 прошёл 24 января в Нерчинском краеведческом музее. Широкий смысл этого выражения включает уничтожение нацистами не только представителей различных этнических групп (евреев, цыган и др.), но и советских военнопленных. Задачей младшего научного сотрудника Евгении Легун было познакомить восьмиклассников школы №9 с боевым путём наших земляков, участников Великой Отечественной войны Горбачёва Максима Сергеевича и Легун Василия Григорьевича и на этих примерах показать суть и преступность нацистского режима в гитлеровской Германии, провести параллели с днём сегодняшним, коснувшись СВО.
Политрук Максим Горбачёв, попавший в плен, оказался вначале в лагере для военнопленных в Ярцево, а затем в Магдебурге и даже там, рискуя жизнью, сумел сохранить свой партийный билет. Только вот на родину пришлось вернуться без документа. Проверки, недоверие, а то и лагеря – такова была действительность для тех, кто побывал в плену. Но Максим Сергеевич не отчаялся, не затаил обиду, он честно трудился, и судьба повернулась к нему лицом: иностранный турист, приехавший в Москву, передал копию его партийного билета в КГБ, и фронтовик был восстановлен в правах. Именно ему и была посвящена книга Сергея Зарубина «Партбилет №4964000».
На сайте «Авиация СГВ» 3 июня 2015 года родственники Моисеева Серафима Ерофеевича опубликовали воспоминания фронтовика о лагере Ярцево, возможно здесь и был Максим Сергеевич Горбачёв (лагерей для военнопленных в Ярцево было два).
«Три дня нас гнали по направлению к Ярцево, не давая ни пить, ни есть. В районе Ярцево было два лагеря для советских военнопленных. Это были лагеря смертников, потому что из них никто и никогда не выходил живым. Во время этого ужасного перехода многие наши солдаты погибли, они падали на землю от истощения и усталости и охрана, состоящая в основном из финнов, их пристреливала. Нас заставляли стаскивать трупы замученных и убитых фашистами наших товарищей с дороги в кювет. Я сошелся с двумя товарищами, один был туляк, другой сибиряк. Всю дорогу мы шли обнявшись, чтобы не упасть.
И вот оставшаяся небольшая горстка наших пленных дошла до лагеря. Перед нами открыли большие железные ворота, опутанные колючей проволокой, и весь лагерь был окружен этой проволокой. На проволоку немцы повесили специальные колокольчики, которые издавали сильный звук при малейшем прикосновении к проволоке.
От сильной усталости я сразу же за воротами остановился и обнял деревянный столб, и так отдыхая, я думал, что же делать? Как выбраться на волю? Один из финнов подошел к нам и по-русски говорит: "Русь-солдаты пришли на курорт, можете отдыхать", а сам смеется, но автомат держит наготове. Хоть мы и слабы, и безоружны, а страх у врагов вызываем. Отойдя от ворот, я пошел в глубину лагеря, и здесь мне предстала потрясающая воображение картина - на всей большой территории лагеря вперемешку лежали мертвые и умирающие, раненные и больные - тысячи советских солдат. Я подошел к одному из лежащих, он уже не мог говорить, во рту у него ссохлось и только взгляд его запавших глаз говорил, что он жив. Не в силах больше смотреть вокруг, я посмотрел наверх, а там было такое родное голубое небо, что я не выдержал и заплакал. Было 2 октября 1941 года.
Из других "достопримечательностей" лагеря мне запомнился огромный лозунг, на котором большими буквами было написано по-русски: "Чем больше мы убьем русского народа, тем лучше будет для Германии".
«Наутро немцы всех подняли рано и стали говорить, что, мол, хлеб привезли. Мы обрадовались. Построили нас по-четыре и погнали к машинам. А машины, оказывается, привезли не хлеб, а штыковые лопаты. По команде немецкого офицера каждый получил по лопате. Вся территория лагеря была размечена кольями на большие участки, и нам приказали копать огромные ямы глубиной три метра. Хоть и слабые мы были, но людей было много и за два дня мы с этой работой справились. А затем была получена команда: собирать всех мертвых и сбрасывать в эти ямы. Так мы стали хоронить своих боевых товарищей, а их было много: все ямы наполнились доверху. К одному подошли, а он еще живой. Я говорю финну, что он живой, а этот изверг на меня автомат наставил. Немцы и финны сами водили по лагерю и показывали, кого брать, и очень много было похоронено заживо. А потом стали закапывать, народу, как я уже говорил, было много, но силы были на исходе, покопаем и остановимся, а финны ходят, автоматами грозятся, все подгоняют. Вот как нас немцы накормили хлебом!
Несколько дней земля над этими ямами то поднималась, то опускалась - это дышали еще живые люди. Такое невозможно описать словами, вот война какая, война на истребление целого народа».
Уроженец Нерчинска Василий Григорьевич Легун окончил в Нерчинске восемь классов, а 9 и 10 классы оканчивал в Балее, где одновременно обучался в авиаклубе, получив удостоверение пилота. Учился в читинской авиашколе, которую затем перевели в Батайск, далее он продолжил обучение в Белоруссии, где и встретил Великую Отечественную войну. Участник Курской битвы, был сбит и попал в плен, освобождён союзниками в 1945 году. Год проходил проверку, жил в Москве и только в 1957 году восстановил награды, звание и был вторично принят в партию. Работал в Якутии на строительстве г. Мирный, на заслуженном отдыхе занимался поисковой работой и военно-патриотическим воспитанием молодёжи.
На уроке школьники смогли посмотреть фильм журналиста Ларисы Матвеевой, где статный седой ветеран полный жизнелюбия и оптимизма рассказывает о том, что пришлось пережить. Бесценны те кадры, позволяющие сейчас услышать голос человека, ровесника революции, вынесшего на своих плечах тяготы войны и плена, но сохранившего веру в справедливость и любовь к родине.
Забайкальский краевед Виталий Апрелков, автор поэтического сборника «Как смогли мы русскими остаться» посвятил своё стихотворение красноармейцу Михаилу Фёдоровичу Вдовину – жителю Курорта-Дарасуна, герою французского Сопротивления. Именно его слушали школьники в заключение урока.
М.Ф. Вдовину – красноармейцу, герою
французского Сопротивления,
жителю Курорта-Дарасуна
Враг безделья, зависти и водки.
Дядя Миша тоже воевал.
В День Победы звёздочку с пилотки
На пиджак всегда он прикреплял,
Орденов, медалей или знаков –
Не имел с войны он ничего,
Только в бане видели, однако,
Боевые шрамы у него.
Был в плену, и значит, виноватым
Дядя Миша перед властью стал,
Но носил же звёздочку солдата,
Значит, немцам пятки не лизал!
Никогда в президиум, на сцену,
Зван он не был даже в майский день,
Сознавал он, видно, плена цену
И предпочитал в собраньях тень.
Вдруг в село от Франции далёкой
Из Читы пришёл конверт большой,
Фото в нём: солдат – француз высокий,
Набекрень пилотка со звездой.
Присмотревшись, охнул председатель:
«Это ж дядя Миша, паря, он!
Никакой он, видно, не предатель,
Раз пришёл из Франции поклон!».
В грамоте, украшенной богато,
Франции народ благодарил
Рядового русского солдата,
Чьих заслуг никто там не забыл.
Военком от сна вдруг пробудился,
Первый секретарь РК прозрел…
Дядя Миша в этот день напился.
Видно, видеть их не захотел.
Но соседям за бутылкой «белой»
Многое поведал в вечер тот:
«Вот такое, паря, было дело,
Был наш батальон, – остался взвод.
41 – самый год проклятый
Генералов наших где мозги?
Без винтовок полегли ребята.
Раненых забрали в плен враги.
В лагере очнулся, – ох-ты – ах-ты!
Только человечину не ел.
Повезли в Эльзас меня, на шахты,
Ровно через год бежать сумел.
Звёздочку вот эту я с пилотки
Спрятал, обнаружили б – расстрел.
Подобрали две меня молодки,
Мог бы отсидеться, не схотел.
В партизанском лагере французском
Звёздочку я к кепи прикрепил,
Так меня и звали: «Миша – русский»,
Я подрывником в отряде был.
А за вагонетки, что для «фрицев»
Я катал по шахте через стон,
Чёрной крови собственной напиться
Я заставил танков эшелон.
Вот тогда нас крепко окружили,
Мне твердят – звезда не по уму!
Нет, камрады, раз в плену мы были,
Звёздочку я больше не сниму!».
Дядя Миша не сказал о многом,
Как летели «Тигры» под откос,
Как закончен был колымским сроком
В лагере на Родине допрос.
«… „Смершевец“ советовал остаться –
Были б там гражданство и почёт,
Я ему сказал «спасибо», братцы, –
В лагерь – но домой!
Ведь мать-то ждёт!..».
Как в бараке в зубы бил ответно
Бывших «полицаев» и «блатных»,
Как «смотрящий», вор авторитетный,
Приказал: «Не трогать! Это псих!».
Как за это в спину ждал «заточку»,
Только помер Сталин в ту весну,
Дождалась живою мать сыночка,
«Без вести пропавшего» в войну.
Как он не сломался, не загнулся,
Ну какой французский он шпион?
Повезло – живым домой вернулся.
Помня свой погибший батальон.
Хоть и флаг сменился на трёхцветный.
Хоть и орден военком вручил.
Дядя Миша в майский день победный
Звёздочку по прежнему носил.
Если вдруг на Родину обижен,
Вспомни в суетливом беге дней
Звёздочку солдата дяди Миши
Спутницу боёв и лагерей.
1997 г.
